D.V. пишет:
Ах, многословие моё, ах многословие...

Gleb пишет:
И ноша жизни, ноша крестная.
Чем далее, тем тяжелей...
И ждет кончина неизвестная
У вечно запертых дверей.

Piligrim пишет:

Gleb пишет:
Что, только это приметно в стихотворении?…

Piligrim пишет:
Глеб, а как Вы относитесь к тюремному фольклёру?

hele пишет:
И люди настолько испугались встретиться с ними воочию, что предпочли уничтожить их.

Gleb пишет:
Piligrim писал(а):
Глеб, а как Вы относитесь к тюремному фольклёру?

Прошу меня простить за столь долгий ответ… Никак не отношусь…

Piligrim пишет:
У автора тобой Глеб приведенных стихов, живая, вымученая боль и он оплакивает и упивается этой болью. Мазохизм какой-то. "У Зощенко есть рассказ про то, как мужик жалобу написал: его укусила за палец маленькая собачка и, он пишет "если расковырять, то до сих пор кровь идет

Piligrim пишет:
Это её видение жизни, но не сама жизнь, все видят жизнь по разному.

Piligrim пишет:
…меня колбасило от чувства счастья, радости…

Piligrim пишет:
(Н.О.Д.) Ноябрь 2006

Лану пишет:
Как восприняли это четверостишие ?

Помнят,
      помнят гвозди
                   эти руки,
Памятью,
       пробитые насквозь.
И, кроваво-потные
                 те муки,
И душе
      доставшаяся рознь.


Вы ж, теперь,
            в той памяти
                        лишь гости.
В форме слов,
            чумеющей толпы,
Буквами,
       изглоданные кости,
Уж давно,
        истлевшей старины.


Вы избегли боль
               лихой годины,
Легкомыслью,
           дали вы обет,
Что желаете? –
            ни света ли, кончины?
Так, давно, погас
                 в вас этот свет.


В кривотолки,
            восхотевшие, одеться,
Забрели, уж,
           за чужой порог,
И не дали вы,
            из жадности,
                       согреться
Тем, кто здесь,
              у вашего,
                      продрог.

Что ж, взывать,
              кричать ли что,
                            в пустыне?
Слух, остуженный,
                сумеет ли приять?
Всё, уж, сказано
                и сказано доныне;
Не прибавить больше,
                   ни отнять.

Что ж осталось? –
               только эти руки,
Те, что помнят,
              ржавый след гвоздя.
Угли слёз, калёные,
                  их муки,
Прожигают, пусть,
                и ваших рук, сердца.

Ты обгоняя не спеши
          себя, вдруг, обогнать.
И принимая всё и вся,
          взять разом, да объять.

Столикостью
          отмечена стезя;
Корысть ли в том?
          Святая ль простота?

Вот оттолкнулся  –
          шаг лишь от земли,
И будто ближе
          эти звёздные пути.

Но оказался этот шаг
          так мал,
За поворотом чуть мелькнул,
          да и пропал.

И этот жест, отчаянный,
          руки
Не выручит,
          молись или проси.

И не ответит та,
          и тот, уж, не подаст.
И, вдруг, не вдруг,
          возьмёт, да и предаст.

И так везде во всём
          и на всегда,
И всё, уж, суждено,
          и на года.

И все пути твои,
          как ни были б малы,
Отмечены дорогами судьбы.

Лану пишет:
Выпавший Человек

Небеса унылы и низки,
       Но я знаю - дух мой высок.
Мы с тобой так странно близки,
       И каждый из нас одинок.

Беспощадна моя дорога,
       Она меня к смерти ведет.
Но люблю я себя, как Бога,-
       Любовь мою душу спасет.

Если я на пути устану,
       Начну малодушно роптать,
Если я на себя восстану
       И счастья осмелюсь желать,-

Не покинь меня без возврата
       В туманные, трудные дни.
Умоляю, слабого брата
       Утешь, пожалей, обмани.

Мы с тобою единственно близки,
       Мы оба идем на восток.
Небеса злорадны и низки,
       Но я верю - дух наш высок.

ISTIS пишет:

Натарадж пишет:
Кто угадает или вспомнит, чье это?

Натарадж пишет:
творчество Цоя пестрит прямыми отсылками к эзотерическому мировосприятию.